Ночная пуля. Остросюжетные повести и рассказы - Борис Штейман

Все было настолько искренне сыграно, что я подумал, а может быть, и не было никакого такого Манюськина.

– Обыкновенный, – обнаружив светлое пятно над диваном, добавил я: – Которого вы закатали в коврик!

– А… в коврик. Ну так бы сразу и сказали. А то, будто я знаю каких-то там разных-всяких Манюськиных! Приставал какой-то нахал, вот и пришлось. Ладно, забирайте своего дружка! Мне меньше хлопот!

Епиход вытащил Манюськина из-под дивана.

– Такая женщина и Сергей Иваныч? Непонятно… – что-то в ее облике не давало мне покоя.

– Увы! Он уже давно не по этой части. Тут вы, Шерлок Холмс, промахнулись!

– Так вы же племянница Сергей Иваныча! – внезапно осенило меня.

– Неплохо, – похвалила меня Мемучо. – Только одно уточнение – внучатая племянница. Впрочем, с Сергей Иванычем я завязываю. Хватит, попользовался! Пора и о личной жизни подумать! – сказала она многозначительно, приподняв одну бровь и поворачиваясь ко мне в профиль, чтобы я мог лучше оценить достоинства ее фигуры.

– Вот это разумно, – одобрил я ее намерения. – Учтите, я всегда к вашим услугам!

«Таких дам лучше не иметь среди врагов», – подумал я и взвалил себе на плечо Манюськина.

– Французские духи – эмблема опасности! – многозначительно сказала на прощание Мемучо.

В этой фразе крылся пока непонятный мне смысл. Пошатываясь, я пошел к дверям. Епиход поддерживал сзади друга за ноги.

– А ковер? – Выскочила на лестницу встревоженная агентесса.

– С нарочным, – с трудом выдавил я.

В машине Манюськин вскоре пришел в себя, ошалело закрутил головой и обеспокоенно спросил:

– Где она? Куда вы ее дели?

Потом немного успокоился и начал негромко мурлыкать: «Бесаме, бесаме мучо…»

Приглашение

Из почтового ящика я извлек продолговатый голубой конверт, сильно надушенный французскими духами. Там лежало отпечатанное на фирменном бланке официальное приглашение следующего содержания: «Многоуважаемый профессор, доктор, сэр! (Ненужное зачеркнуть), – подумав, я зачеркнул профессор, доктор, сэр, а сверху печатными буквами надписал: „генерал“. – Приглашаем Вас, действительного члена Британской и Шведской королевских академий и Парижского клуба, а также Вашего подручного мусье Манишкина принять участие в Международных Испытаниях фундаментальных законов природы. Проживание, полупансион, проезд железнодорожным транспортом до места назначения и постельное белье оплачиваются только действительным членам. Остальным участникам все, кроме постельного белья. Проезд до ст. метро „Тушинская“. Уважающий Вас член Исполкома Международных Испытаний, доктор Назепытин».

Все было ясно, как день. Затевалась последняя большая игра. Срочно вызвал Манюськина и Епихода. Они не заставили себя ждать. Молча протянул Манюськину приглашение. Он понюхал конверт и печально произнес:

– Ее…

«Видимо, крепко запала в душу…» – подумал я сочувственно.

Затем, шевеля от напряжения губами, Манюськин прочел текст.

– Это кто же, интересно, подручный мусье Манишкин? Не ясно. – Сморщил он в недоумении лоб и вдруг до него дошел смысл этого издевательского приглашения. – Манишкин?! – побелев, заорал он. – Без постельного белья?! Ну, держись, гады!

Он стремглав бросился к дверям.

– Куда? Назад! Отставить! – еле успел крикнуть я.

– За патронами! Надо проучить этих… эту нечисть!

Успокоив немного Манюськина, я вкратце обрисовал им ситуацию, сказав:

– Дело сугубо добровольное. Вы как?

– Мы – да! – без промедления ответили хором Манюськин и Епиход.

– Тогда готовьтесь!

Накануне

Епишка зашел к Манюськину. Перед серьезным делом хотелось поговорить, вспомнить прошлое – тревожное, полное опасностей, но такое интересное время. Опрокинули по стопарику.

– Помнишь, как уходили, отстреливаясь? – спросил с воодушевлением Манюськин. – Ну и времечко было!

Епиход вяло кивнул головой. Ему вспомнился чудовищный смрад канализационного подземелья, и как они по уши перепачкались в дерьме. Так что потом неделю от них все шарахались. «И на кой хрен мне все это нужно?» – подумал он, и ему нестерпимо захотелось обратно на пароход, к ребятам. Бросаешь себе в топку уголек да бросаешь. И никаких тебе забот и волнений. Он с трудом отогнал эти малодушные мысли. Хорошо, что хоть Семеныч их не слышит.

Манюськин достал стопку фотографий, разложил их на столе.

– Узнаешь? – поинтересовался он, указывая на одну из фотографий. – Это, понятно, я, а это кто?

Епиход не узнавал:

– Нет, не пойму… Рожа-то вроде знакомая… Из наших кто?

– Рожа! – передразнил его Манюськин. – Ну Епиход, ты даешь! Нет слов! Ты чего? Это же король Густав! Не помню только его номера. То ли седьмой, то ли восьмой? Ладно, неважно. У него дома сидим, в резиденции, выпиваем!

– А шефа нашего турнули, – Епишке захотелось сбить Манюськина с благостного настроя.

– Да знаю я, знаю! – Манюськин встал и изо всех сил треснул молоточком по наковаленке. – Это тебе, дорогой Сергей Иваныч, за шефа! За нашего генерала!

– Как он? – поинтересовался Епишка и потыкал пальцем в ушную стенку, завешанную для уюта цветастыми рушниками.

– Сергей Иваныч? А никак. Сам виноват. Привык, гад, порядочных людей подставлять. Я, Епиход, скоро съезжать отсюда буду, мои уже достали. Какого хрена, говорят, здесь мучаемся? Ты его уже проучил? Проучил! А у нас жизнь проходит. Каждый день долбят. И они, ты знаешь, в чем-то правы. Правда, не пойму, в чем, но правы. Ну да, ладно. Надо идти на эти… – Манюськин задумался. – Как их, черт? Совсем из памяти выскочило. А, вспомнил! На компромиссы! Деньги на домик у меня теперь есть, ну а к Сергей Иванычу буду наведываться. Чтоб не забывал!.. Бизнесом займусь! – размечтался он – Пчел буду держать. Эх, и выгодное это дело, Ходя! Ты не представляешь! Хотя чего я тебе объясняю? Ты же знаешь, я ведь этим уже занимался, еще в те, застойные времена.

Епишка вспомнил, что у Манюськина действительно была в свое время пчела, причем одна, еле живая, и держал он ее в спичечном коробке.

– Помню, Манюша, твою дохлую пчелку, – не удержался Епиход от подковырки, хотя это он был в гостях у Манюськина, а не тот у него.

– Не надо завидовать, Епиход! Ты тоже сможешь содержать пчел, если конечно захочешь. Я тебе, если надо, помогу, можешь не сомневаться.

– А шефа нашего турнули, – снова завел свою песню Епишка.

Никак не удавалось ему сбить друга с оптимистической волны.

– Ну, ты… и зануда! Ну, турнули! Я что ли виноват?! Из-за тебя, зануды, так и получилось! Кто тебя просил бежать звонить? Неужели я бы с бабой не управился? – наконец взорвался Манюськин.

– Аккуратно она тебя в коврик запаковала. Технично! – парировал Епиход.

– Да я уже очухался, и выбираться стал потихонечку, как вы подвалили!

– Кормил бы ты где-нибудь рыб, Манюша! Или замуровали бы тебя в бетонный блок какой-нибудь новостройки. Скажи лучше спасибо боевым товарищам.

Манюськин не любил признавать поражения и сделал вид, что не слышит Епиходовых слов.

– Шеф – мужик с головой. Не пропадет! – Он поставил фотографию на полку.

– А это что? – удивился Епишка.

Рядом на полке аккуратно, на небольшой вышитой салфетке лежали две большие гайки.

– Это, корешок, память! О том, как мы с генералом проверяли этот… как его?.. Дискриминант!

– Ну и как?

– А никак! Обнаружили ошибку, и все дела!

Подарок ветерана

В коридоре послышался стук о пол резинового наконечника клюшки Берданкина.

– Паразиты! Наделали! Сколько людей угробили?! Мощно один чудак пишет! Федора уже выгнали! А теперь и другие думают, куда тикать! Дело – труба! Это давно известно! – бушевал он.

Дверь в комнату распахнулась. Мог бы и постучать! Не к Прокопичу небось, к генералу пожаловал. Простота! Ведь даже в голову не придет! Мне было не до посетителей. Надо было продумать план завтрашней операции, еще не все было до конца ясно.

– Слушай! Ты это… Тьфу, черт! Опять забыл! – огорчился ветеран и строго посмотрел мне в глаза, требуя подсказки.

– Перхоть? – предположил я, памятуя, как он недавно костерил рекламу шампуня от перхоти.

– Перхоть?.. – задумался он. – При чем тут перхоть?! – раздражился он моей непонятливости. – А-а… – Лицо, выражавшее напряжение, неожиданно счастливо разгладилось, нужное всплыло. – У тебя завтра тяжелый день! – произнес он торжественно и немного печально. – Стропы парашюта подрезаны! Запасного тоже! Поэтому рухнешь камнем вниз, как пить дать!

– Откуда вы знаете? – неподдельно удивился я, так как сам получил эти сведения только минуту назад.

– Это, голубочек, всем известно, окромя тебя! – участливо покачал головой ветеран. – Я бы и сам пошел или вместе бы пошли, но рука и нога не действуют. Хужей нет, когда хочешь, а не можешь! Да тебе не понять… пока! Вот принес тебе форму! – Увидев мое недоумение, истолковал его по-своему: – Не думай! Чистейшая! Всю Цусиму в ней отстоял! А потом только раз во Вторую надевал. Отглажена, полный порядок! Китель и брюки. Жаль, бескозырку моль поела. Так жаль, что… не могу и сказать! – заплакал он, но быстро взял себя в руки, положил сверток на стол и приказал: – Примерь!